Трезвон прокатился по пустой клинике, привнёс в предельно белый цвет стен ещё нотку безличности и оторвал Адольфо от написания очередного бессмысленного письма.
Он так и не решил, будет ли уместно подписаться "А.Валетти, твой брат", "с любовью, твой Адольфо" или просто "ответь немедленно, я с ума схожу". Один тот факт, что последний вариант был отметён не сразу, говорил о многом.
Убрав письмо в сейф, он пересёк прохладный в своей стерильности коридор и выглянул наружу через смотровую щель.
- Чем могу помочь? - спросил он у наблюдаемой пустоты.
- Мистер, мистер, вы хороший врач? - раздался звонкий голосок существенно ниже линии взгляда. - Мне нужен самый лучший!
Адольфо совсем не устало вздохнул и принялся отпирать замки. Когда он открыл дверь, с порога на него уставилась самая взъерошенная девочка, что он видел в жизни. Явно смешанных кровей и из небогатой семьи - одна из сотен девчонок Гарлема.
В руках она держала одеяльный кулёк, из которого торчал чёрный подёргивающийся нос.
Валетти пошире открыл дверь, пропуская пациента и его хозяйку внутрь. Он знал, что не откажет, ещё когда услышал голос. Такие храбрые, напористые и беззащитные всегда из него верёвки могли вить.
- Оружие есть? - спросил он, посмеиваясь над самим собой.
Девчонка с самым серьёзным видом продемонстрировала нож-бабочку.
Действительно, одна из сотен.
Спустя пятнадцать минут Адольфо накладывал гипс на переднюю лапу очень пятнистой и очень напуганной дворняги. Пёс глядел прямо перед собой с таким видом, будто надеялся неотрывным взглядом упросить столик с инструментами помочь ему исчезнуть навсегда. Девочка - Энни, как она представилась, - обнимала его за шею, шептала что-то в оттопыренное ухо. Прядь её волос щекотала Адольфо запястье, пока он один за другим накладывал смоченные гипсовые бинты, скрывая тощую лапу в быстро твердеющем лубке.
- Вот и всё. Сейчас подождём, чтоб схватилось, и можешь забирать своего героя.
Адольфо не знал, как вести себя с детьми. Ему казалось, что им требуется какое-то особое обращение, но нужным языком он не владел.
Может, поэтому София от него отдалилась?
Постучав по гипсу и убедившись, что он совершенно каменный, Адольфо снял со стола пёсика и отошёл к раковине. Снял одноразовый бинт, которым во время работы скрывал от наблюдателей увечье, помыл и продезинфицировал руки, наложил новый бинт.
- Через месяц приноси его снять гипс. И следи за ним получше, не позволяй ему больше прыгать из окна.
Энни кивала, делала серьёзные глаза и косилась на его руки.
- Мистер, а что у вас под повязкой?
- Разве ты не знаешь? - Адольфо повёл правой рукой над левой, неуловимо двинул пальцами. - Конфетка.
Он успел подписать конверт и уже занёс его над аккуратной стопкой корреспонденции, когда в дверь снова позвонили.
Пришёл Лэнс-Ключник, отгремевшая гроза всех замков и сейфов, что дешевле тысячи долларов. Сейчас он слишком много пил, чтоб хорошо работать, за что и поплатился.
Снимая швы с отлично зажившей раны на животе, Адольфо снова вынужденно слушал громкие возмущённые высказывания.
- Всё брюхо мне исполосовал, скотина. А я что, я же не специально! Я пьян был, вот и не смог тот сейф вскрыть. А старший сразу за ножи. Не поверил, что я пьяный был, решил - филоню. У-р-род!
Кивая, Адольфо аккуратно подцеплял пинцетом, перерезал ножницами и вытаскивал шёлковые петельки. Он не считал пьянство на рабочем месте уважительной причиной, но не спорил. Вряд ли Лэнсу хотелось слышать, что он был не прав.
Линия шва привела Адольфо к боку Лэнса. Осторожные чиканья ножниц и тихое сосредоточенное дыхание доктора полностью заглушались громогласным медвежатником.
"Ну разве сложно всего лишь написать две строчки? - думал Адольфо. Обычно он не позволял себе отвлекаться даже во время простейших операций, но слишком накрутил себя в последнее время. - Просто написать: я жива, всё хорошо, не ищи. Или: всё плохо, но всё равно не ищи. Я бы хоть знал, где она и что с ней".
Думал, но знал: такое письмо заставило бы его всю планету перетряхнуть.
София не отвечала на его письма уже три года. Сначала он думал, что она не находит времени. Потом вспоминал, не обидел ли чем сестру. Потом твердил себе, что София забывает писать. Потом грешил на почтальонов. Потом счёл, что она вышла замуж и порвала с прошлым. Пачками перебирал утешительные, логичные, вполне возможные объяснения.
И места себе не находил.
Привычная тревога жила где-то в районе диафрагмы, почти не беспокоя, но и не давая о себе забыть.
- А, док, - значительно тише сказал Лэнс, чем привлёк внимание Адольфо. - Ты про дамочку спрашивал, я её видел вроде как. Третьего дня. В клубе одном.
Адольфо закрыл глаза и несколько секунд не открывал их. Ему нужно было закончить работу.
Закончить работу - и только потом спрашивать о своей пропавшей неизвестно куда обожаемой сестре.
Взломщик, изогнувшись, сунул руку в нагрудный карман Адольфо и ловко извлёк оттуда бережно хранимую Валетти фотографию.
- Вот точно она! Расфуфыренная только, вся в блёстках. И со спиной голой, у-ух! - Лэнс причмокнул.
"Мне нужно закончить работу", - напомнил себе Адольфо. Чистым пинцетом он выхватил фотографию Софии из рук медвежатника и продолжил трудиться.
- В каком клубе? - спросил он ровно.
- Да в "Коттоне". Поёт она там. И задом виляет, музыкально так. Бо-жест-вен-но! И голая спина так сверк-сверк!
Адольфо снова кивнул как можно суше. Последняя шёлковая петелька была снята. Ватка и перекись ждали своего часа.
- А сейчас, Лэнс, нужно будет продезинфицировать шов. И мне придётся тебя зафиксировать.
Лэнс крякнул, поёрзал. Глянул на ремни.
- А, давай уж, раз иначе никак. Но чтоб никому!
Адольфо молчал о многом. О том, кто из почтенных методистов лечил у него стыдные болезни. О том, как ему не хватает сестры. И о том, что грозный Лэнс-Ключник просто ужасно боится щекотки.
Среди завсегдатаев клуба оказалось очень много тех, кто "прошёл починку" у доктора Валетти. Адольфо то и дело хлопали по плечу, предлагали выпить или рассказывали про коленную чашечку, которая, ей-богу, как новая стала. Он улыбался, потому что считал нужным улыбаться, а взглядом прикипел к сцене.
София поёт тут? В неприличном виде? И что-то там было про спину.
Адольфо очень чётко запомнил слова Лэнса, но предпочитал напустить на них дымку невспоминания.
Он даже не знал, хочет ли увидеть сестру или боится. Что она делает здесь?
С горькой усмешкой вспоминались те годы, когда он выкладывался на полную, мечтая оснастить клинику, обустроить жилые комнаты, сотворить уютное семейное и тёплое место. Место, куда можно будет пригласить столь романтичную и хрупкую девушку. Где ей будет хорошо. Где она получит всё то, чего была лишена.
Не успел.
Когда дежурные письма, в которых всё же проскальзывали отблески той замечательной неуёмной натуры, что так любил Адольфо, прекратились, он ждал полгода. А потом сорвался в Тоскану и, наверное, был ужасно груб с их бедной тётушкой.
Она сказала, что поклялась не говорить, где София. И твёрдо стояла на своём.
Пришлось уехать. И продолжать писать, не получая ответа, будто ничего не случилось.
- Уважаемые зрители! Только для вас и для вашего наслаждения поёт прекрасная Велвет Валентайн! - объявил излишне холёный субъект.
И луч прожектора бестрепетно осветил воплощённый страх Адольфо Валетти, врача, который, казалось, не думает о себе, как о смертном человеке.
София. Такая красивая, что смотреть больно.
Выросла, так выросла. Он видел фотографии, но это ведь совсем не то.
Адольфо окаменел. Окружённый бархатным голосом, он не двигался, не дышал и не думал ничего, кроме одной мысли. "Сидеть на месте. Нужно сидеть на месте".
Нельзя было устраивать сцену. Тем более в звёздный час Велвет Валентайн, на глазах у стольких зрителей.
Нельзя утаскивать блудную сестру прочь, встряхивать её, добиваться ответов, требовать, грозить и сжимать в объятиях до тех пор, пока она не забудет про все свои глупости.
Адольфо сидел, напряжённый до боли, и песня билась вокруг него, как море.
Темнота была необычайно густой, чарующей. Октябрьский холод подкрадывался исподволь, набрасывался изголодавшимся ветерком, подступал со спины.
Адольфо ждал поодаль от "Клуба Коттон", внимательно следя за чёрным ходом. Курил - не столько из желания наполнить лёгкие никотином, сколько для того, чтоб обозначить себя в темноте и не пугать ночных искательниц приключений. К нему подходили, но тут же шарахались. Видимо, он плохо держал себя в руках, и нечто свирепое, страшное проступало в его лице. Совсем не то, что хотелось признавать в себе тихому вежливому мальчику, который стал тихим вежливым врачом.
Когда тонкая фигурка отделилась от громады здания, Адольфо предпринял последнее волевое усилие, подавил в себе ненужные эмоции и подступил к ней.
- Софья. - Нейтральным тоном, негромко, чётко. И именно Софья - он всегда называл её именно так. - Не ожидал тебя здесь увидеть.
Здесь - в Америке. Здесь - а не в опере. Здесь - в этом клубе и в качестве полунеприличной певички.
Запах сигарет и алкоголя. Изменившиеся линии лица, совсем другой взгляд. Его-не его сестрёнка слишком выросла.
Адольфо очень старался контролировать себя, но выстраиваемые барьеры рушились один за другим.
- Пойдём, - только и сказал он, после чего стиснул запястье Софии и потащил её по улице прочь.
Отредактировано Адольфо Валетти (Вс, 26 Май 2013 18:07:23)